«Неудивительно, что Бернара интересует его будущее, -подумала она, — и все же, несмотря на дьявольский огонек в его глазах, на его лице написаны ум и сообразительность, а еще — чувственность. Неудивительно, что такой человек хорошо поет».
Странно, но Карлотту охватило впечатление, словно она видит не одного, а двух людей, вынужденных делить одно тело.
Наконец Генри Морган глубоко вздохнул и начал застегивать манжеты. Как в тумане он видел, как раскрылись ее губы и тихий, слегка растягивающий слова голос произнес:
— В этом нет необходимости, месье. Ночь теплая. — Ее голос доносился до него словно из тумана.
— Но… но, — начал было он по-французски, — вы должны простить меня. Я… я и не подозревал, что встречу такую леди.
— Меня зовут Карлотта.
— Наверное, у вас есть и фамилия?
Он был поражен, увидев суровое выражение, появившееся на ее правильно очерченном, с золотистым отливом лице. Какое-то злое чувство покривило ее губы, которые придирчивый скульптор мог найти чересчур полными, а рот немного большим для классических пропорций.
— Да, Слушайте внимательно, потому что больше я не буду повторять. Моим отцом был — и есть — граф, адмирал Испании, дон Себастьян де Сандовал. — Неожиданно она плюнула на пол, чем еще больше напомнила Моргану молодого ягуара. — Видите? Я плюю на эту холодную, жестокую кастильскую душу.
— И чем же адмирал, ваш отец, заслужил такое нежное отношение?
— Я презираю его за дикую жестокость его веры и чудовищные поступки, совершенные во имя ее, а также за то, как он уничтожал несчастных индейцев. — И снова выражение лица Карлотты резко изменилось. — Моя мать, которой Бог даровал вечный покой, была француженкой.
Морган был озадачен. Как видно по ее фамилии, ее семья многие века владела графством Амбуаз. И она рабыня шевалье? Но это совершенно невозможно! Девушка выглядела такой свежей, такой юной, трудно поверить, что она была замужем — и уже вдова. Со второго взгляда она производила впечатление порывистой и страстной натуры, в которой борются чувства и поступки.
Снова посмотрев на нее, Морган заметил, что девушка не отрывает глаз от огромного, украшенного золотом серебряного барельефа на одной из стен; он изображал подвиги Геркулеса.
— Франция должна быть такой красивой, — пробормотала она. — Я так хочу увидеть ее. — С расширившимися зелеными глазами она придвинулась к нему, и шелк ее нижних юбок зашуршал, словно сухие дубовые листья осенью. — Могу я предложить вам вина, капитан, или вы, — тут она слегка улыбнулась загадочной улыбкой, — уже выпили достаточно?
— Вполне. — Пират не мог отвести от нее взгляд. — Черт побери! — озадаченно воскликнул он. — Я никак не могу поверить, что… что такая прекрасная женщина действительно существует. Я начинаю думать, что старая лиса Дешамп подлил мне какой-то индейской отравы! Вы есть на самом деле, правда?
— Старая лиса Дешамп. — Смех Карлотты прозвенел словно колокольчик. — Pardieu! Так вот как вы, англичане, называете его высочайшее превосходительство, могущественного лорда и губернатора?
— Мадам, когда-нибудь вы поймете, что мы и наши французские друзья так хорошо ладим в основном потому, что так отличаемся друг от друга.
Карлотта протянула руку и взяла апельсин; в ее белых тонких пальцах на фоне белоснежного платья сочный фрукт ярко выделялся и разжигал его воображение.
Взгляд Моргана остановился на огромном шиньоне, из которого торчало нечто похожее на тяжелую и большую золотую заколку.
— Зеленый и золотой, — не совсем кстати заметил он, -это цвета семьи Морганов — и я, наверное, подлый отступник, но цвет твоих волос кажется мне намного красивее!
— Красиво сказано. — Она опустила глаза. — Как мне ответить на такой комплимент?
— Распусти их для меня.
— Извините, капитан, но мне нравится моя прическа.
— Черт побери, мне кажется, я понимаю ваше замешательство. — Он так неожиданно схватил ее, что она не успела ни бросить, ни положить на место апельсин. Его руки мгновенно нащупали узел на затылке и вытащили блестящую полосу металла.
— Дьявол тебя испепели! — взорвалась Карлотта. — Ты испортил мою прическу.
Не обращая на нее внимания, Морган повернулся, чтобы рассмотреть драгоценный камень, вделанный в рукоятку маленького кинжала.
— Неплохой аметист, мисс, — заметил он, — но сталь плохая. Видите? — С этими словами он придавил лезвие каблуком, резко поднял кинжал за рукоятку, и лезвие с треском сломалось.
— А-ах. Грубый пес!
— Нет, Карлотта, только осторожный; кроме того, я не собираюсь выбрасывать камень, — заверил ее Морган и, подняв лезвие, выкинул его в распахнутое окно. Они оба услышали, как оно звякнуло на парапете.
Морган повернулся и неожиданно припал на правое колено — только так ему удалось избежать удара тяжелой бутылью, которую Карлотта швырнула ему в голову. Бутылка ударилась о стену и разлетелась на тысячу сверкающих осколков.
Он ухмыльнулся.
— Какой темперамент! Неудивительно, что губернатор хочет избавиться от тебя. Ты не слышала, как мы в Уэльсе поступаем с непослушными маленькими девочками?
Поспешно отступая, она схватилась за серебряную чернильницу. К счастью, она была пуста.
— А-ах. Какой дикарь! Убирайся! Не смей прикасаться ко мне!
Словно непослушного щенка Морган поднял ее, царапающуюся, пинающую его ногами и ругающую его, и посадил на колени.
Когда раздались звуки поцелуя, дю Россе, который наблюдал за происходящим через потайное отверстие, скрытое за ковром, разразился тихим смехом.
Глава 8
ТАЙНЫЕ ЗАМЫСЛЫ
Весной 1664 года жизнь была вполне сносной. После почти десяти лет голода, путешествий, сражений, ссор, интриг и приобретения опыта Генри Морган чувствовал себя совершенно счастливым, и ему хотелось обосноваться на одном месте. Кроме того, с Карлоттой у него хватало конфликтов, сомнений и удовольствий не меньше, чем со всей испанской королевской колониальной империей.
Была и третья причина, которая вынуждала его проводить время в мирном бездействии. Совершенно неразумно, по мнению губернатора, Эдварда Мэнсфилда и остальных братьев, король Карл II, вновь воцарившийся во дворце Уайтхолл, поспешно заключил непонятный мирный договор с Эскуриалом.
Полуголый Морган валялся в гамаке из пальмовых волокон в тени двух кокосовых пальм.
— Итак, братец, нам остается воевать только с голландцами. А мне это не по душе.
Энох Джекмен сцепил пальцы рук и хрустнул суставами — как он обычно делал, когда размышлял.
— Как хочешь, но помни, что парни вроде нас должны драться или они порастут мхом; кроме того, если мы вскоре не выйдем в море, то потеряем наш экипаж. Некоторые из наших лучших матросов уже подписали договор с Риксом и остальными.
— Ты прав, Энох, без всякого сомнения, поэтому я попрошу, чтобы губернатор выдал вам с Джадсоном каперские лицензии на военные действия против Кюрасао.
— А ты почему не хочешь плыть? — Джекмен неодобрительно прищурил ярко-голубые глаза.
Морган тут же вспыхнул и нахмурился.
— Потому что я предпочитаю остаться здесь. Я уже сказал, что вы можете взять «Вольный дар» и «Белое сердце» и попытать счастья в Кюрасао и Суринаме.
Уроженец Новой Англии выпятил нижнюю челюсть, и черты лица у него стали жестче.
— Меня удивляет, что ты так быстро забыл о Дунбаре, Кейт и остальных.
Морган напрягся и свесил одну босую ногу из гамака.
— Будь ты проклят и придержи язык, Энох. Я не настолько ослеплен ненавистью, как ты или Джереми Дент, но я заставлю испанцев визжать от боли громче, чем любой из вас. — Он выдавил усмешку. — Кроме того…
— Кроме того, у меня нет рыжей куколки, с которой можно забавляться и толстеть от безделья.
Одним быстрым движением Морган выскочил из гамака, схватил Джекмена за горло и принялся колотить головой о ствол пальмы.
— Иногда ты слишком уж испытываешь мое терпение. Жирный и ленивый, а? — Мускулы на шее и плечах у него вздулись, и он с силой сжал шею своего офицера, потом отпустил и остановился, глядя на него.